Мертвый город  - Камилла Стен

Но я обнаружила дыру.

Она находилась посередине площади, всего в нескольких метрах справа от небольшого заросшего участка, где мы поставили наши машины. Булыжники там вывернуты на поверхность, и ямка имеет размеры примерно 15 на 15 сантиметров. Сейчас она сильно заросла и забилась сухими ветками и листьями, но я почти уверена, что именно в ней стоял столб.

– Где ее похоронили? – спрашивает Макс, и я вздрагиваю, вырванная из своих мыслей.

– Не знаю, – отвечаю. – Я искала, но не смогла найти никаких данных на сей счет.

– Похоже, о ней вообще очень мало написано, – говорит Эмми. – Во всяком случае, в материалах, которые ты нам дала, почти ничего нет.

Качаю головой.

– Да, всё так. Главный источник информации о ней – письма моей бабушки, но написанное там трудно подтвердить или опровергнуть. Я проверила книги регистрации по месту жительства и нашла некую Биргитту Лидман, рожденную Анной-Карин Лидман в тысяча девятьсот двадцать первом году. На том все и заканчивается. Никаких визитов к врачу или школьных оценок, ничего…

– Ну, вряд ли ведь стоило ожидать, что девочка, получившая прозвище Убогая Гиттан, ходила в школу, – говорит Макс. – Особенно если все с ней обстояло столь плохо, как означено в письмах.

– Судя по ним, она страдала какой-то формой аутизма, – замечает Роберт басом.

– Пожалуй, – соглашаюсь я; сама ведь потратила немало времени на попытки разобраться с этим, проверяя известные нам симптомы заболевания Биргитты через Интернет. – Или у нее была некая хромосомная мутация.

– Нельзя диагностировать людей таким образом, – вмешивается в разговор Туне. Свет костра оставляет темные тени у нее под глазами и носом, отчего лицо выглядит изможденным. – Невозможно понять, чем она страдала.

– Да, конечно, – соглашаюсь я. – Мы и не знаем этого.

Музыка замолкла, и тишину теперь нарушает лишь треск хвороста в огне. Бóльшая часть его уже превратилась в уголья; теперь они тлеют, излучая своеобразный свет, и прямо-таки притягивают взгляд.

– Ты не пыталась выяснить, что произошло с малышкой? – спрашивает Эмми, поворачиваясь ко мне.

– О ней позаботилась система, – отвечаю я, стараясь сохранить тот же деловой тон, каким говорила о Биргитте. – Возможно, ее поместили в детский дом или усыновили. Но данные такого рода являются закрытыми.

– Ее когда-нибудь проверяли на предмет того, кем были ее родители? – спрашивает Эмми.

– Каким образом, тогда-то? – интересуюсь я, уже толком не сумев спрятать свое раздражение. – В шестидесятые еще не существовало американского сериала «CSI: Место преступления». И о тесте ДНК никто не знал. – Пожимая плечами, продолжаю: – Да и с кем могли сравнивать? Все ведь пропали.

– Но ведь твоя бабушка осталась, не так ли? – возражает Эмми. – Наверняка хватало и других, вроде нее… Людей, имевших родню в городе. Очень близкую.

Изо всех сил стараясь сдерживать себя, я довольствуюсь короткой фразой:

– Это не так просто.

Эмми, не обращая ни малейшего внимания на мой тон, поворачивается в сторону пустых оконных проемов школьного здания.

– В какой классной комнате ее нашли?

– В кабинете школьной медсестры, – отвечаю я. – Ее звали Ингрид Юзефссон. Но самой медсестры, естественно, там не было. Только младенец.

Не могу сдержаться – тоже поднимаю глаза и смотрю в ту же сторону, хоть и прекрасно знаю, что это бесполезно. Окна ведь не заговорят со мной.

– Жаль, что ты не нашла ее, – говорит Эмми, глядя на меня. – Было бы здорово привлечь найденыша к участию в фильме. Это придало бы ленте более личный оттенок.

– По-твоему, она захотела бы присоединиться к нам? – спрашиваю я. – Даже если б удалось ее отыскать? Ей же сейчас почти шестьдесят. Она может находиться где угодно. Или уже умерла.

– Ну да, – соглашается Эмми. – Пожалуй.

– Кроме того, это ведь уже в какой-то мере личное дело, – говорю я ей. – Разве мы непосредственно не связаны с городом? Вся бабушкина семья исчезла…

У меня пересохло в горле, в результате я немного хриплю, отчего мои слова звучат более эмоционально.

Я уже собираюсь продолжить (именно поэтому мы здесь, из-за нее и ее рассказов о Сильверщерне), когда Роберт опережает меня.

– А кто писал письма твоей бабушке в то время? – спрашивает он.

Я уже готова ответить, но взамен слово берет Эмми, впиваясь в меня взглядом своих зеленых глаз.

– Младшая сестра ее бабушки. Айна.